«Зачем мне мужик со своим барахлом?» – сказала когда-то приятельница, имея в виду своего начальника, без пяти минут разведенного, с двумя малолетними детьми. В то время он осторожно пытался за ней ухаживать. «О-хо-хо,– ответила я. – У вашего взрослого мужчины есть дети? Странно. Обычно у взрослых мужчин детей нет.
А у вашего есть… удивительно. Смотрите, откажетесь раз-другой, никто больше вам себя и не предложит!» На том наши приятельские отношения и закончились.
Она и сама не прочь была «прибарахлиться», как он, но мужчины ей попадались всё не те, да не те. Она их со всей тщательностью замерщика замеряла, со всей строгостью оценщика оценивала.
Кто-то личиком был в папу своего, Крокодила Гену. Кто-то ростом, цветом, справкой о доходах не подошел. Кто-то горючего потреблял больше норматива. А этот со всех сторон вышел правильно: вылитый Мицубиси Кроссовер. Только в слишком расширенной комплектации.
В общем, чего-то она испугалась. Она вечно всего боялась. А чего?
Может, того, что на фоне детей время от времени будет маячить их мама? Как аппендикс, который временами воспаляется, но его почему-то не удаляют. Или того, что дети обидятся на отца и потому демонстративно начнут атаковать их хрустальное счастье ?
А может, сама считала себя чистилищем, войдя в которое один раз, мужчина должен был выйти не только безгрешным, но и, говоря на языке нашего Кости-компьютерщика, полностью отформатированным?
Короче, приятельница моя решила не париться по жизни, живет себе с мамой пятый десяток уже. Хоть и пятый, а все как девочка: мама приготовит, мама накроет, мама и посуду помоет. Живут себе, пустоцветы, тишь да гладь, и мужчина им не нужен в доме. Никакой. Так они говорят. А ты вилку приготовь, чтобы спагетти с ушей не сыпались.
Странные они, ей-богу, эти одинокие женщины, что-то их объединяет, выдает. Только я понять не могу, за что они меня не любят все, да и недосуг.
Но не только они меня недолюбливают. Девушки тоже.
Допустим, на примере нашей секретарши Олечки. Ей всего девятнадцать, а на ней места нет, куда бы индустрия красоты не проникла: ногти накладные, волосы наращенные, брови, наоборот, выщипаны, губы увеличены, ниже я и посмотреть боюсь. Меня и не приглашают ниже смотреть. Это надо у Виталика спросить, водителя, он все знает. Этакий трансформер, наша Олечка – Оптимус-Прайм.
Я когда представляю, как она спать укладывается, давиться начинаю от хохота. Ибо у меня с потолка так штукатурка не сыпется, как у нее с лица. Сразу песню вспоминаю чью-то, в ней такие слова:
«Ну, а третий сюрприз был неждан:
Ты свой глаз положила в стакан!
Подмигнула здоровым глазком,
Хоть не пил я, но полз я ползком».
Я эту песню на корпоративе исполнила в качестве посвящения.
В общем, я на современных девушек без смеха смотреть не могу. А они на меня, видимо. Поэтому я над ними открыто смеюсь, а они меня глубокомысленно игнорируют.
С бизнес-леди общение тоже почему-то не сложилось. Злыдни они. Такое впечатление создавалось, что природа пьяна была, когда их женским полом наградила.
Работала я с одной такой, хитрющей, умнющей, злющей. При всем при этом трусливой, как и подобает ведьме. На работу опоздаешь – штраф, к ребенку сопливому отпросишься – вычет, на смех поднимала по любому поводу, любила людей физиономией об стол возить. Мужики-начальники с женщинами-подчиненными помягче обходятся: всегда поныть можно да улизнуть на полчасика пораньше «к доктору».
Я тогда у директрисы своей Зоей Космодемьянской работала: секреты фирменные выведывала и сжигала. Она за знания мои терпеть меня не могла. Но увольнять боялась, ибо я много интересного о ней рассказать могла. Так и пересекались мы в коридоре по паре раз на дню: она на меня исподлобья, а я на нее с улыбкой. Хитренькой такой, как у Ленина.
Все так и продолжалось, пока за ней какой-то известный художник ухлестывать не стал. А как он на горизонте появился, так ее и след простыл: умчалась куда-то на крыльях любви. Баба есть баба. За что страдали? Непонятно.
У мамашек молодых я не в чести. Глупые они, хуже уток.
Мне поначалу нравилось на детских площадках тусоваться с коляской. Много чего полезного можно было узнать: как дитя успокоить, накормить, где одежда подешевле да получше, к какому педиатру местному ходить, а кого обходить за километр надо, трижды перекрестившись. Денек послушала об этом, потом второй, третий, недельку-другую, а потом новости по телеку с трудом начала понимать. Ну их, мамаш этих, к лешему, боюсь я их. Одна теперь гуляю. А они на меня с тех пор под микроскопом смотрят и все, что я с ребенком своим делаю, им не нравится.
Так почему ж меня женщины не любят? Друзья говорят, за длинный язык. Хотя какие они мне друзья? От друзей толк должен быть, а от этих что? В общем, я так не считаю. Считаю, не любят, потому что и не должны. Главное, мужчинам нравиться. Вот я многим нравлюсь.
Одному особенно. Он такой классный, только непонятливый очень. В нем гормоны бушуют, а мозг отдыхает. Напишешь ему: «Позвони мне», – он поймет, позвонит. А напишешь: «Скучаю», – ни черта не понимает, что это сигнал, что надо позвонить. А потому мы с ним страшно ругаемся. Зато потом страстно миримся. Даже сказать стыдно, как.
Но это уже совсем другая история. И жанр другой. Эротический боевик.
