Человек разумный (Homo sapiens), как единственный и уникальный биологический вид, появился на Земле сравнительно недавно — около 200 тысяч лет назад.
И, как нетрудно догадаться, все это время он неустанно воспроизводил себе подобных, продолжал свой род. Иначе невозможно объяснить, почему в начале I века нашей эры на нашей планете насчитывалось от силы 50-55 миллионов человек, а в наши дни их уже более 6 миллиардов.
Продолжению рода учить не надо. Это стремление заложено в человеке на уровне инстинкта, который так и называется — «инстинкт продолжения рода».
Инстинкт просыпается в возрасте 13-16 лет, причем у женщин раньше, чем у мужчин. К 18-20 годам смутный инстинкт переходит в ясно осознаваемое физическое влечение к лицам противоположного пола (о влечении к лицам своего пола я толковать не стану — как по соображениям политкорректности, так и по причине отсутствия интереса к этой проблеме).
Единственный способ полноценного удовлетворения физического влечения — сексуальный контакт, по-научному coitus, по-русски — соитие, а на языке анатомо-физиологическом — фалловагинальная интермиссия с последующей эякуляцией. О неполноценных, суррогатных способах удовлетворения этого влечения я толковать тоже не стану.
Технику «интермиссии» человек разумный осваивает самостоятельно, по безмолвным подсказкам того самого инстинкта, безо всякой предварительной подготовки. Принято считать, что некоторую предварительную подготовку, хотя бы теоретическую, ему все же полезно давать. Но если ее не будет, то он и без нее справится с задачей. Может быть, с первого раза и не безупречно, однако справится. Почему — понятно: за 200 тысяч лет существования человека разумного в этом виде общения полов не произошло никаких существенных изменений и не было придумано ничего нового. Если, конечно, не брать в расчет всевозможные изысканности и изощренности. Но они были придуманы от силы 3-4 тысячи лет назад, а это по биологическим меркам срок ничтожно малый.
Наши далекие разумные предки подчинялись инстинкту продолжения рода вполне безотчетно, почти как животные. Но поскольку они были уже разумные и умели шевелить мозгами, то сразу заметили, что в этом отношении отличаются от животных. У большинства высших теплокровных животных инстинкт продолжения рода действует периодически — то просыпается с необыкновенной силой, то затухает или вовсе угасает, как будто его и нет. А у человека инстинкт продолжения рода действует постоянно, вне зависимости от времени года и времени суток.
Несмотря на свою разумность, наши далекие предки не сразу осознали прямую связь сексуальных контактов с продолжением рода. На это потребовалось определенное время. И когда осознание произошло, то его момент никто не зафиксировал для истории, поскольку истории еще не существовало — время было доисторическое.
Предки уяснили себе: если мужчина и женщина сделают «это», то через некоторое время фигура женщины начнет заметно меняться, и после того, как луна девять раз появится и исчезнет, из лона женщины появится на свет дитя. Также они уяснили, что один раз в течение одной луны бывает время, когда с женщиной происходит что-то неладное — сколько ни делай «это», зачатие дитяти не гарантируется. И постановили: во время, когда с женщиной происходит что-то неладное, делать «это» запрещается — пустая трата сил, а толку никакого.
Еще труднее предкам было установить непосредственную причину того, каким образом «запускается» процесс появления на свет будущего дитяти. Но, будучи разумными, они вскоре поняли, что причина кроется, скорее всего, в той материальной субстанции, небольшое количество которой мужчина передает женщине во время занятий «этим», извергая ее из своего лона в лоно партнерши. А поскольку деторождение для наших далеких предков было делом жизненно важным (без него выживание группы-рода-племени оказывалось под вопросом), то и несущая жизнь субстанция, и соответствующие части женского и мужского тела сделались объектами религиозного почитания. Об этом свидетельствуют археологические находки — выточенные из камня муляжи мужского достоинства, размерам и предполагаемой мощи которого можно только позавидовать, и фигурки будущих матерей, у которых нет ни головы, ни рук, зато есть огромный живот, четко обозначенные гениталии и бюст устрашающей величины.
В то время, когда предки еще не знали парной семьи и практиковали свободное общение полов в пределах небольшой группы, они не особенно интересовались, который ребенок чей, поскольку высчитать это было нетрудно — все на виду. Дети были общей «собственностью» и общей заботой, достоверно известна была только мать, проблема отцовства всерьез никого не волновала, у одной «жены» было несколько «мужей», инцест не допускался. Зато позже проблема отцовства встала в полный рост. Произошло это потому, что, с ростом численности племени и с разделением его на фратрии (роды), усилилась опасность родственного кровосмешения и биологического вырождения. Счет родства приходилось вести четко.
Выход был найден: отец ребенка во время родов матери сам старательно симулировал роды — кричал, стонал и извивался, тем самым показывая соплеменникам, что отец ребенка именно он.
С появлением парной семьи этот обычай (в современной этнографии он называется «кувада») угас. В парной семье оба родителя были достоверно известны, а «походы налево» строго карались — но не по соображениям морали, а по соображениям биологической безопасности.
А вот то, что в наше время называется словом «любовь», нашим далеким предкам уж точно было неизвестно.
Конечно, человек разумный на то и человек разумный, чтобы действовать осознанно. Однако духовное возвышение человека над простым инстинктом продолжения рода произошло очень поздно, незадолго до наступления исторической эпохи.
Нам сейчас вроде бы все понятно: любовь — это когда он и она нравятся друг другу, не могут друг без друга и хотят друг друга. Но сколько случаев, когда и нравятся, и хотят, и не могут без — а разок-другой сделав «это», со страшной скоростью разбегаются в разные стороны, чтобы никогда больше не встречаться. И хорошо, если при расставании не обзывают друг друга последними словами.
Ясность «любви» мнимая. Об этом чувстве понаписаны тысячи томов, на тему любви созданы тысячи гениальных произведений во всех жанрах всех видов искусств, о любви (особенно в наше время) миллионы людей говорят и думают двадцать четыре часа в сутки и триста шестьдесят пять дней в году. А ясности не прибавляется, зато недоразумений и трагедий, связанных с «любовью», хоть отбавляй. И «научное определение» любви так и не дано, хотя над ним мудрили далеко не самые глупые мыслители.
Более-менее уверенно мы сейчас можем утверждать только одно: любовь и секс неразрывно связаны, но «в теории» и «на практике» эти понятия не взаимозаменяемые и не равносмысленные. Секс без любви так же возможен и естествен, как возможна и естественна любовь без секса. Хорошо, когда они вместе, но и по отдельности тоже нормально.
Непонятное чувство, которое заставляет предпочитать одну женщину/одного мужчину всем прочим, привязывает людей друг к другу надолго или на весь жизненный срок, заставляет их стремиться жить вместе; которое основывается на туманных и неясных «критериях выбора» (ум/глупость, красота/уродство, богатство/бедность, высокое/низкое социальное положение сплошь и рядом не имеют для любви никакого значения); которое способно полностью подчинять себе поведение человека и даже подвигать его на преступления… Все это любовь. Но все, как известно — почти то же самое, что ничего.
А что же наш далекий предок?
Он располагает уже довольно широким спектром эмоций. В первую очередь это те эмоции, что имеются и у животных — страх, злоба, агрессия, удовлетворение от набитого желудка. Во вторую очередь — эмоции сугубо человеческие: радость (от победы над врагом, от удачной охоты), зависть (к более удачливому соплеменнику, к обладателю более ценного имущества), благодарность (к дарителю ценной вещи, к спасителю от опасности и гибели), тоска и уныние (причины этих эмоций он еще не умеет определять, а потому выражает их по-звериному, воем и подвыванием), жалость (эмоция тоже еще очень смутная, проявляющаяся в основном по случаю гибели соплеменников).
А вот чувства индивидуальной привязанности к отдельно взятому существу противоположного пола у него нет. Он испытывает к женщине физическое влечение и периодически это влечение удовлетворяет, переживая при этом блаженное ощущение, отдаленно напоминающее сразу и радость, и тоску — радость до, тоску после. Он нуждается в женщине потому, что только она может зачинать и производить на свет детей и ухаживать за ними, а дети — ценное имущество. Он нуждается в женщине потому, что она лучше него умеет готовить еду и шить одежду.
Иначе говоря, женщина — полезная, нужная в хозяйстве вещь, по каковой причине он уделяет ей некоторое внимание.
Если на его женщину покушается другой соплеменник, он дерется с претендентом не из чувства ревности — эта эмоция ему пока незнакома. Он дерется с ним, как с покушающимся на его имущество. Если его женщина заболеет, покалечится и сделается нетрудоспособной, он спокойно оставит ее без внимания — как испорченную вещь, которую нельзя починить. Если его женщина по какой-то причине уйдет из жизни, он испытает по этому поводу чувство легкой жалости, но не более того. И в обоих случаях приложит усилия, чтобы подыскать себе адекватную замену — другую женщину. Если в своем племени замены не найдется, он с группой таких же «бобылей» отправится в военный поход — похищать женщин другого племени.
Ревность, желание обладать конкретной женщиной просто потому, что она нравится (своего рода ранняя несовершенная любовь), понятие неотчуждаемой частной собственности (взамен простого отчуждаемого владения) и распространение понятия частной собственности на брак и семью — все эти «аксессуары» отношений между полами появятся много позже, в письменную историческую эпоху. А наши современные представления о любви — продукт и вовсе недавнего времени, им от силы 250-300 лет.
…Так что если вы прочтете занимательную книжку, в которой рассказана трогательная история любви пещерного Ромео и пещерной Джульетты — не верьте ни одному слову. В этой книжке все неправда… .
